С Еленой Федоровной Рудковской я познакомился много лет назад во время совместной работы на Запорожском трансформаторном заводе. Потом она ушла на заслуженный отдых, а в 2003 году ее не стало. Подростком Елена попала в оккупацию, и иногда она рассказывала мне о тех временах.
"Как-то в марте 1944 года (мне тогда было 14 лет) я собралась в лес за хворостом. Топить было совсем нечем. Наша деревня Варенка в Каменец-Подольской(ныне Хмельницкой)области, еще была под немцем. Гарнизон оккупантов располагался по лучшим домам, в школе они устроили свой госпиталь.
Немец уже не тот пошел, что раньше, чувствовалось, что им недолго осталось, но они ни в чем себе не отказывали. Бегали по дворам, хватали кур, гусей и прочую живность, тут же требовали приготовить им их неправедную добычу. Заскакивали поживиться чем-нибудь и отступающие перед советскими войсками немецкие солдаты, чей путь пролегал мимо нашей деревни.
Поэтому сельчане весь крупный рогатый скот и продукты потихоньку переправили в дальние леса, где был организован лагерь. Многие мужчины ушли туда охранять добро. Мой старший брат Сергей тоже был в лагере. В семье оставалось четверо младших братиков и сестричек. Я была основной помощницей у матери.
Холодной зимой немцы сожгли все дрова, поэтому по весне принялись рубить заборы - в лес идти боялись из-за партизан. Заставляли подростков таскать им хворост. Наступила моя очередь. Я шла огородами, затем поляной с редким кустарником. Вот и старая воронка от авиабомбы, ее края уже заросли осокой и камышом. И тут я услышала стоны. Остановилась. Оглянулась. Стоны доносились из воронки. Испугалась, но любопытство взяло верх, и я заглянула туда. На дне увидела пятерых красноармейцев.
Услышав шорох и увидев меня, бойцы схватились за автоматы.
- Кто ты? - спросили.
- Местная я. Родненькие, что вы тут лежите? Рядом шоссе, вас же скоро найдут и постреляют, - ответила я.
Двое из них совсем плохие были, в крови все.
- А ты нас не выдашь? - спросил один.
- Да вы что! Уходить надо, тут опасно.
- Куда идти? В село можно?
- Там немцы, только у нас на постое пятнадцать человек.
- Идти далеко мы не можем. Обессилели совсем. Четвертый день без еды.
- Так убьют же вас!
- Нам уже все равно...
- Так нельзя! Подождите до темноты, я вас выведу. В чаще есть землянка.
Продуктами как-нибудь поможем. Там и побудете до прихода наших.
- Как зовут-то тебя, милая?
- Лена.
Посоветовавшись, они сказали, чтобы я прямо сейчас отвела к землянке немолодого бойца - Андрея Ивановича. Они хотели убедиться, что землянка не разрушена, ведь, чтобы добраться туда, нужны были силы, и они не хотели тратить их понапрасну. Андрей Иванович был легко ранен в плечо и руку. Мы с ним осторожно пробрались к лесу. Затем я вела его по знакомым ориентирам до самой землянки. В ней были нары, печка, кое-какая посуда, горшки, ведра. Рядом - неглубокий колодец.
Солдат обрадовался, помог мне собрать хворост и даже увязал его веревкой. Потом он велел мне идти домой, потому что запомнил дорогу. Но я все равно проводила его до воронки, показывая ориентиры еще раз. Договорились, что он сам отведет товарищей в землянку, а я принесу им туда что-нибудь поесть.
Прихожу домой, смотрю, на мое отсутствие никто особого внимания не обратил: привыкли, что я хожу в лес за хворостом. Отозвала я маму и тихонько рассказала ей о раненых. Мама говорит:
- Иди в погреб и набери там побольше всего - сколько сможешь унести.
Я набрала в мешок картошки, кислых яблок, морковки, несколько квашеных кочанов капусты. Как стемнело, нагрузилась и пошла. Мама провела меня до плетня, благословила в дорогу.
Идти было страшно. В темноте только стволы березок смутно белели. Хрустнет ветка, сердце замирает, остановлюсь, переведу дыхание и иду дальше. Думаю, как там солдаты, не заблудились ли, дошли до избушки? И вдруг:
- Стой! Кто идет?
- Свои.
- Это ты, Лена?
- Я, кто же еще?
А это Андрей Иванович и еще один раненый, азербайджанец Серж. Сняли мешок у меня со спины, удивились:
- Как же ты несла столько?
- Да так вот и несла. Вы намойте картошки, отварите в мундирах да с капустой и поедите.
Зашли в землянку, лампа горит. Двое лежат на нарах, вода в ведре греется.
- Как вы перебрались? - спрашиваю.
- Да потихоньку. Тяжелораненых на ветках тащили.
Они накинулись на еду. Кто яблоко хватает, кто морковку. Я их остановила:
- Потерпите немного, а то животами будете маяться с голодухи-то. Картошка быстро сварится, вот и поедите.
Меня поддержал один из тяжелораненых - Иосиф Феликсович. Его послушались, видно, старший он был не только по возрасту.
- А хлебца не принесла? - спросили солдаты.
- Хлеба и сами давно не ели. Вот, может, мама испечет из крупы мапай, тогда и вам принесу. Крепитесь, скоро наши придут.
Попрощалась я с ними, взяла вязанку хвороста, приготовленную ранеными, и отправилась в обратный путь.
Пришла домой, тело гудит от усталости. Мама извелась вся:
- Что так долго, дочка? Ночь ведь!
Рассказала я шепотом обо всем и говорю, что хлеб нужен.
- Где ж его возьмешь? Разве малай испеку днем, пока фрицы на службе, - сказала мама.
Малай похож на пирог, только вместо муки мы для него зерно натерли, вместо начинки - сушеные фрукты распарили, а вместо сахара - сахарную свеклу отварили в воде.
Утром пришел посыльный от немцев и велел мне идти на работу. Я взяла ведро и пошла на кухню в госпиталь. Там я носила воду из колодца, чистила картошку, хворост подкладывала в печку, убирала. Немцы готовили еду сами, нас не подпускали к котлам. Готовили они хорошо, много мяса и консервов бросали в похлебку. Я заметила, что в этот день у немцев еды осталось вдоволь. Повар объяснил мне кое-как, что многих солдат постреляли партизаны.
Он налил мне за работу целое ведро похлебки. Я принесла его домой, а тут постояльцы нагрянули, загоготали и забрали всю еду. Что делать? Взяла я ведро и снова подалась на кухню. Повар удивился:
- Элен нести кушать партизанен?
Потом налил похлебки в ведро, взял автомат и говорит:
- Идем!
Как быть? Куда идти? Ведь я хотела отнести похлебку в лес раненым солдатам. Повела я немца на край села. Там в домике-развалюхе жила многодетная вдова. Отдала им ведро с супом, дети обрадовались, у женщины слезы на глазах. Наливаю я им в тарелку и приговариваю:
- Айн партизанен, цвай партизанен, драй партизанен.
Немец тут замахал руками:
- Нихт партизанен! Матка, дети! Эсен, эсен, камарад!
Вернулись мы на кухню. Повар налил мне два ведра. Решил, что я подкармливаю односельчан. Уже темнеть стало, подхватила я ведра и потащила в лес, не заходя домой. Наелись вдоволь солдатики, посмеялись, как я немца провела. Благодарили и жалели меня:
- Бедное дитя, что только приходится терпеть.
Ведра мне вымыли, хворосту вязанку приготовили. Я пришла домой, мама волнуется, почему так долго. Малай она испекла, завернула его и спрятала на печке. Утром меня снова вызвали на кухню. Прихожу, повар смеется:
- Элен партизанен?
- Ага! - улыбаюсь в ответ, а сама работаю, стараюсь.
После обеда подозвал повар меня и снова ведро похлебки налил. А я осмелела и прошу:
- Может, хлеба дашь?
Он пошел на склад и вынес четыре буханки. Давно мы не видели хлеба. Как стемнело, я опять отправилась в лес с едой к раненым...
Больше двух недель носила я им еду. А в конце марта передовые отряды выбили немцев из села и погнали дальше. К вечеру уже вовсю наши пошли -танки, пушки, машины. Набрала я овощей, крупы и снова пошла в лес. Мои подопечные спрашивают - что слышно нового?
- Наши пришли! Завтра мы вас в госпиталь сдадим. Потерпите одну ночь!
Наутро мы с мамой пошли в штаб и рассказали там обо всем. Нам сразу вызвали по рации машину с санитарами, поехали в лес. До самой землянки, правда, доехать не удалось, не пробраться там. Санитары взяли носилки. Зашли в землянку, переговорили с бойцами о чем-то, стали выносить тяжелораненых. Донесли до машины, положили в кузов на солому. Мы попрощались с ними, красноармейцы благодарили нас, спасителями называли. Их увезли на станцию к санитарному поезду.
Прошло время. Я пошла работать в колхоз - рабочих рук не хватало. К осени школу привели в порядок, занятия начались. Только я не могла учиться, нужно было помогать семье.
И вот как-то вызвали меня в сельсовет и сказали, чтобы я в школу шла. Прихожу, а там уже мама. Все ученики построились на линейку. Офицер из райвоенкомата при всех поблагодарил нас за спасение раненых бойцов, вручил медаль «За отвагу», благодарственное письмо и премию 200 рублей. Тогда это были большие деньги. Все меня поздравляли, а я разволновалась и слова не могу сказать. Единственное, что сказала:
- А что я сделала? Каждый бы смог..."
Евгений