На дне напольной вазы я обнаружила восемнадцать конвертов, присланных из женской колонии

- Ириш, не сердись... - оправдывался муж. - Я их на всякий случай оставлял - вдруг когда-нибудь захочешь прочесть. Давай сожгу?

- Я сама. Иди с Алисой погуляй.

- Да-да, уже идем, - Дима облегченно чмокнул меня в висок и пошел собирать дочку.

Я принесла из кухни керамическую миску и спички. Но прежде чем жечь письма, решила пересчитать их. Восемнадцать штук. Было еще одно, самое первое, присланное из СИЗО. Муж вынул его из почтового ящика три с половиной года назад.

Когда я увидела адрес, со мной случилась истерика: с остервенением рвала конверт, захлебываясь рыданиями и выкрикивая проклятия. А через час скорая увезла меня в больницу с угрозой срыва беременности. Оказывается, письма и потом продолжали приходить, просто Дима их прятал. А сегодня я решила сделать генеральную уборку и на дне напольной вазы обнаружила восемнадцать конвертов, присланных из женской колонии. Все они - от убийцы моей матери.

Мама была оптимисткой, обожала свою работу, имела кучу друзей и мечтала о внуках. Ей было всего пятьдесят пять, когда она погибла. В субботний апрельский день возвращалась с рынка, и прямо на пешеходном переходе ее сбила машина. Насмерть. Водитель даже не затормозил и скрылся с места ДТП, но свидетели запомнили номер его автомобиля, и убийцу почти сразу задержали. Им оказалась молодая женщина.

Присутствовать на суде муж мне запретил: «Ты уже два раза на сохранении лежала, чуть ребенка не потеряла...»

- Ненавижу ее! - твердила я. - Вот откуда у нее такая дорогая машина? Если эту тварь откупят от тюрьмы, то...

- Не нервничай, - просил Дима.

- Надеюсь, она получит по заслугам.

Когда он вернулся с судебного заседания, лицо у него было невозмутимым - ни радости, ни разочарования.

- Ну что? Рассказывай! - потребовала, едва муж переступил порог.

- Рассказываю. Евгения Константиновна, двадцать девять лет. Не мажорка - работает в институте младшим научным сотрудником. Машина досталась в наследство от отца. Раньше к уголовной ответственности не привлекалась, характеристики с места работы хорошие. Но получила по максимуму. Даже наш адвокат удивился. А потом ему сказали, что год назад сын судьи попал в ДТП, и тоже по вине нетрезвого водителя. Парень остался жив, но теперь у его матери особое отношение к пьяным лихачам. Так что припомнила подсудимой и то, что на переходе человека сбила, и то, что удрала. В общем, сидеть ей пять лет...

Конечно, это грех - желать кому-то смерти, я понимаю, но тот, кто бывал в подобной ситуации, вряд ли меня осудит.

А сегодня, спустя три с половиной года я нашла в напольной вазе пачку писем. Хлопнула входная дверь - муж с дочкой ушли гулять в парк.

Я швырнула конверты в миску и уже поднесла к краю одного из конвертов горящую спичку, но в последний момент подула на пламя. За прошедшее со дня маминой гибели время ненависть к ее убийце не прошла, но уже перестала быть такой острой. А женское любопытство неискоренимо. Интересно, что эта гадина мне пишет? Слова во всех письмах были разными, а смысл один. Раскаяние - искреннее болезненное, кровоточащее — вот, что сквозило из каждой строки.

На дне напольной вазы я обнаружила восемнадцать конвертов, присланных из женской колонии

Хочу привести несколько отрывков из писем: «...В тот день меня бросил человек, которого я любила. Ушел к другой. Я не хотела без него жить и решила наложить на себя руки. Для храбрости выпила водки. Поскольку раньше не пила ничего крепче шампанского, опьянела быстро. Но выброситься из окна, как собиралась, не смогла.

Я плохо соображала, что делаю. Вышла во двор, села в машину. Думала: выеду на трассу и направлю автомобиль в дерево или бетонный отбойник, и все будет кончено. От моего дома до окружной всего пару кварталов. Я успела проехать два, а потом случилось то, что случилось. Хотела покончить со своей жизнью, а покончила с чужой. Понимаю, вы никогда не сможете простить меня - такое не прощают. Но я буду молиться за вас и ваших близких...»

«...Уже в СИЗО выяснилось, что я беременна. Мне предложили сделать аборт. Но я не смогла совершить еще одно убийство - уже не случайное, а умышленное. К тому же ребенок не виноват в том, что его отец оказался предателем...

Р. S. Я попросила руководство колонии, чтобы все заработанные мною деньги перечисляли на счет (далее шли реквизиты). Это - на памятник вашей маме...»

«...У меня родился сын. Я назвала его Константином - в честь своего папы. Теперь мне есть для кого жить...» «...Две недели назад Костику исполнилось три года, и его перевели в детский дом в N. Время в заключении и так тянется очень медленно, а теперь, когда сынишка далеко, каждый день для меня - вечность...»

Зачитавшись, я не услышала, как муж с дочкой вернулись с прогулки. Поэтому вздрогнула от неожиданности, когда за спиной раздалось:

- Не сожгла?

- Нет... Дима, а где находится N?

Решение было спонтанным. Просто я представила себе малыша, ровесника нашей дочки, вся жизнь которого проходила за решеткой. Да и в детдоме ему несладко. Но он-то не виноват!

Муж взглянул недоуменно, но ответил:

- Недалеко. От нас - километров двести. А зачем тебе?

- Твоя мама, кажется, собиралась взять Алису. Давай в субботу съездим в N? Хочу проведать одного мальчика. Дима перевел взгляд на пачку писем в миске, все понял и кивнул:

- Конечно, съездим...

В детдом мы отправились не с пустыми руками - накупили сладостей, фруктов, игрушек - все то, что в изобилии имела наша дочурка.

У Кости были светлые вьющиеся волосы и не по-детски серьезный взгляд огромных серых глаз. Из всех подарков он больше всего обрадовался... фломастерам.

- Ты, наверное, любишь рисовать? - догадалась я.

- Не расстается с карандашами, - пояснила воспитательница. — В его возрасте у детей обычно выходят каляки-маляки, а Костик молодец. Художником будет. Хотите посмотреть его альбом?

На всех страницах был изображен человечек: две палочки — руки, две — ноги. Треугольник — платье, кружочек — лицо, на лице голубые точки — глаза и красная дуга - улыбка.

- Это моя мама... - сказал малыш. - Она очень хорошая. И красивая.

- Понятно... А хочешь, я передам ей этот альбом? Она обрадуется... Вернувшись домой, я положила перед собой лист бумаги, взяла ручку: «Здравствуйте, Евгения. Костик передает вам большой привет и свои рисунки. С ним все хорошо, только очень по вам скучает. Альбом в конверт не влезет, поэтому передам при встрече. Напишите, разрешены ли вам свидания и когда можно приехать...»

Ирина