Наверное, немного найдется людей, которые скажут, что у них с отцом с детства крепкая духовная связь. На моей памяти, по крайней мере, таких примеров не было. Отцам, как правило, не досуг заниматься детьми: им надо кормить семью, заколачивать деньги. Они приходят к детям в лучшем случае перед сном, чтобы, поцеловав их в макушку, выключить в детской свет. Если уж совсем идиллия — чтобы прочитать несколько страниц сказки.
Да, собственно, мой тоже не так чтобы много времени проводил со мной: придет с работы — на диван сразу. С чем ни обратись — устал! В выходной — надо идти в гараж, а летом — ехать на дачу. И я, бывало, понуро возвращаюсь к своим занятиям, обещая себе никогда не быть таким отцом. Но, забегая вперед, скажу: стал таким же... Все равно большую часть забот жена тянет. Я стараюсь, конечно, но сил не всегда хватает: две ставки на мне, да еще подработка в выходные. Понимаю, что это не оправдание, но все же...
Однако для меня папа был авторитетом. Всегда. Я не понимал в детстве, как можно ослушаться отца. И не понимал в юности, как можно поступать наперекор его приказам. Да не приказам даже, а скорее, желаниям. Не хочет он, чтобы я шлялся по ночам, не буду. Не нравится ему моя компания, значит, надо ее сторониться... А еще я обожал его рассказы за столом, когда собирались друзья родителей или наша родня. О чем бы ни шла речь, мне казалось все, что он говорил, очень интересно. Даже если это была одна из его поучительных историй для меня: мол, вот как надо поступать! Я не спорил.
Однажды я услышал, как мой приятель Витек посылает своих родителей такими словами (ну, здесь нельзя повторить, куда подальше в общем!), что мне стало не по себе. И, представив, что я такое сказанул бы отцу, я едва не провалился сквозь землю. Ну нет! Это невозможно. Я сразу вспомнил, как маленьким забирался к нему на колени и вдыхал аромат табака и машинного масла — непередаваемое удовольствие! А в моменты, когда я болел, лежал с высокой температурой, отец, проходя мимо, клал свою теплую ладонь мне на лоб, и это были секунды счастья. А в подростковом возрасте я запомнил другой отцовский жест: он легонько сжимал мне плечо, и это ощущение поддержки я пронес через всю свою жизнь. И еще помню его слова: «Знай, сынок, мужчина всегда должен быть опорой близким. Как бы ни было тяжело, не раскисай, сначала оглянись: вдруг твоим родным еще хуже? Тогда подбери сопли и поддержи!»
Смерть отца стала для меня настоящим ударом, несмотря на три инфаркта, которые он перенес до этого. После третьего врачи дали нам понять, что следующий убьет его. И вот однажды отец приехал домой с работы страшно расстроенным: что-то там начальник ему обидное сказал. Он был молчалив весь вечер, а ночью умер от очередного инфаркта. Мгновенно умер. Был человек, и нет его. Приехавший доктор печально развел руками и пошел звонить смежникам — в морг.
Я стоял перед гробом отца ни жив ни мертв. Мама с сестрой плакали в изголовье, а я не мог плакать. Просто ощущал, что с этим горем не справляюсь. И вдруг на плечо мне опустилась чья-то рука, ободряюще сжав его. Я обернулся — никого. И тогда я понял, что это отец подает мне знак. «Чего раскис? А мать плачет, а сестра на ногах не стоит, ты что, не видишь?!» И я кинулся к ним. И вовремя. Маме пришлось снимать гипертонический криз, у беременной сестры чуть не начались преждевременные роды — словом, надо было позаботиться о них, страдать некогда стало.
И так потом всю жизнь: в самых трудных ситуациях, едва я раскисал, я всегда ощущал этот его жест — руку на своем плече. И приходил в себя, и понимал, что тем, кто рядом, нужны моя воля и сила. Я стал опорой. Я учился, я пахал с утра до ночи, чтобы содержать семью, чтобы помогать близким. Надеюсь, папа мной доволен...
У меня растут два сына, и теперь уже я по-отечески кладу им на плечи руки, если хочу поддержать. И вижу: мальчишки счастливо улыбаются мне в ответ.
Последний раз, когда я почувствовал поддержку отца, — на похоронах мамы в прошлом году. Я был так подавлен, просто размазан... Не мог говорить и даже не слышал, когда ко мне обращалась жена. И вот тут снова тяжелая и теплая рука легла мне на плечо. И я пришел в себя. Протянул руку сестре, которая плакала в голос, закрывая платком опухшее лицо. Взял на руки ее дочку, которая не понимала, что происходит: ей было всего 7 лет. И когда мы шли с кладбища, сестра сказала: «Ты так умеешь поддержать. Как папа!» И мне было приятно. Уверен — отцу тоже.
Михаил